Очень часто в России моё искусство воспринимается обычными зрителями на бытовом уровне – «У нас в деревне такого полно!». А потому оно не достойно называться искусством. Я же, экспонируя самодельные бытовые вещи, рассчитываю не на обыденное, а на эстетическое их восприятие. В выставочном пространстве идея стула важнее стула, потому что на нём нельзя сидеть, - он экспонат. Но у многих память тела, осязание мощней видения и с этим приходится считаться и специально ограничивать доступ к экспонатам: придумывать ненужные подиумы, ограждения и т.п. (посетители, бывает, садятся на мои «стулья», размахивают «топорами», катаются на «тележках»).
В Европе, где современное искусство давно и глубоко укоренилось в обществе, есть непрерывная традиция эстетического восприятия, зритель умеет видеть искусство даже там, где его нет. А главное, готов и жаждет увидеть себя в центре искусства – только дайте повод. И мои поиски и выставки дают его.
Исходно (до меня) самодельные утилитарные вещи уже были. При этом, в отличие от обычных вещей – эти были сделаны не для продажи, у них нет точных копий. Но это и не дизайн. Если понимать дизайн как инструмент привлечения внимания покупателя, средство стимулирования потребления, то, условно, самодельные бытовые вещи - это антидизайн: они скорее отталкивают внимание обывателя. Авторы таких вещей не пытаются их выставлять и продавать, - т.е. делают всё, чтобы их вещи служили только им. В каком-то смысле это культовые вещи. Возможно, сознательно, авторы не преследовали такую цель, но, фактически, люди окружают себя персональными вещами, создавая вокруг себя защитную, антиглобалистскую зону, где им было бы по-человечески тепло и уютно. В современном мире известны подобные, но более декоративные примеры: водители автобусов, дальнобойщики, моряки наполняют свои рабочие места фотографиями близких, амулетами, подарками, талисманами. Конечно, по сравнению со всеми унифицированными окружающими вещами, доля самодельных вещей ничтожно мала. Но важно не количество - важен сам акт творчества и его след – форма, ненагруженная представлениями автора о красоте. Именно эта освобождённость формы и привлекает искушенного зрителя. (До сих пор не понимаю, почему дизайнеры не поставили мне ещё памятник и не назначили приличное пожизненное содержание: в вещах, которые я собираю и показываю, - бездна пластических, конструктивных идей.)
Я занимаюсь этим проектом уже 15 лет, но он меня до сих пор не отпускает. Много лет я задаю людям вопрос «Почему вы сделали свою вещь, зачем?» в надежде услышать готовый рецепт формотворчества, но они отвечают банальностями и не выдают содержательную формулу. Я надеюсь, что они её знают (а не говорят потому, что я должен сам до нее дойти). Однако с помощью своих самодельных вещей люди решают конкретные бытовые проблемы и до их вне бытового понимания им, как правило, нет ни дела, ни времени, ни места, ни сил. Рефлексия – дело художника.
Когда я ещё художником не был - меня уже донимали вопросы: почему колхозники встают в 5 утра, работают весь день, а водопровода нет, холодный туалет во дворе и в доме земляной пол? Это было в детстве. Тогда (в 1970-е годы) я сам мало чего осознавал, однако позднее, когда в 1994 году я, уже став художником, искал выход из собственного творческого тупика, эти вопросы вернулись, зазвучав в резонансе с мучившим меня тогда вопросом: «Что делать?». Ответ же на эти вопросы странно/чудесным образом пришел ко мне, когда, однажды, убирая на даче моего друга вещи на зиму, мой взгляд уперся в крючок, сделанный кем-то из зубной щётки. Никогда ранее чье бы то ни было творчество не заставляло меня переживать такого катарсиса. Прошлое и настоящее, традиция и новация, индивидуальное и общее – все это было в этом самодельном крючке. Как я потом понял, поразила меня невозмутимая честность этого предмета, его абсолютное, хотя и лишенное рефлексии, эстетическое совершенство. Это был пример подлинного творчества, которого в современном искусстве почти не осталось.
Однако этот выход оказался входом в огромный лабиринт со множеством дверей, которые ещё предстояло открыть. На одних были таблички: «русские», «немцы», «итальянцы», «англичане», «австрийцы», «арабы», на других: «искусство», «история», «социология», «философия», «психология». Каждый раз, общаясь с моим респондентом, записывая его, фотографируя его вещь – я открываю одну дверь за другой, но до сих пор вопросов остается больше чем ответов. Каждый новый человек – это новый лабиринт, в котором я ещё не был. Этим он и интересен. Он впускает меня в часть своей жизни, и она ретроспективно становится частью моей. Зачем? Я пытаюсь это понять. Почему? Что? Как?
Окружающая нас визуальная среда создана людьми. Они же – даже те, кто не ставил пред собой этих задач, - соавторы среды эстетической. Если в мире не останется ни одного дизайнера или скульптора, процесс порождения новых форм не оскудеет. У автора пейзажа есть имя – Бог. У форм, которые меня интересуют – имена авторов. Мой источник – естественный, его можно расспросить, с ним можно записать интервью, сфотографировать. У него идея «стула» рождается раньше самого «стула», - мы действительно живём в неоплатоническое время? Искусство, по Аристотелю, есть подражание действительности, а творение самой действительности – не искусство? Чем творчество отличается от искусства?
Наш мир требует непрерывного производства визуальных образов. Для их создания существуют специальные люди (художники, дизайнеры). Они знают, что чему должно соответствовать – они искушены и делают профессиональные вещи, поражающие нас размерами, совершенством исполнения, техническими решениями. Но в лукавстве не достижима истина. Где же место для чуда? Как накормить ненасытное тщеславие и утолить жажду пластического откровения? Не ощущая себя «чистым источником» – не хочется потчевать зрителя отравой. Где выход?
Для меня он в этих самодельных вещах, авторы которых не решали эстетических задач, но удивительным образом нашли уникальные формы. Мне, как художнику, их надо только правильно показать, не испортить. Мы разделили ответственность: авторы отвечают за эстетическую непорочность (они ничего об этом не знают), я – за поиск, отбор и представление их шедевров. Я не присваиваю себе их авторства (имена, фамилии, портреты - часто представлены в экспозициях) и стараюсь показывать вещи максимально естественно, ничего в них не меняя. Поэтому после выставки лопату можно взять и дальше копать ей землю. А можно и на стенку повесить (как полноценный экспонат, попавший и в каталог и на сайт и имевший страховку) – это уж как решит её автор-владелец. В результате, вещь может дважды изменить свой статус: бытовая самодельная вещь – художественный объект - бытовая самодельная вещь. Эта созданная мною цепочка тешит моё художественное самолюбие. Но главным своим достижением я считаю победу над собственным тщеславием: в подписи к работам я указываю теперь своё имя последним. И потенциально вижу этот проект как независимую технологию обнаружения и представления народных самодельных вещей как визуальных объектов.
Данная технология может работать и без моего участия. Для этого я попытаюсь описать критерии отбора вещей:
*для дальнейшего отбора самодельных вещей (их экспонирования и т.д.) надо учитывать уже существующий архив – не интересна самодельная вещь, похожая на существующую в коллекции (по назначению, размерам, материалам, из которых она изготовлена);
*чем больше самодельная вещь (форма) отличается от продаваемой в ИКЕЕ, Костараме или на рынке, тем она интереснее;
*функциональное совершенство, удобство использования, качество изготовления – не важны;
*самодельная вещь должна быть функциональной и сделана без применения лекал/шаблонов;
* если вещь была заказана, продана или куплена – она не интересна, т.к. прошла через процедуру отчуждения и потеряла свою ауру;
*самодельная вещь должна иметь автора или близкого ему человека (член семьи, друг, очевидец), способного рассказать о возникновении этой вещи;
* если автор злобен и агрессивен – его вещь не нужна;
*чем меньше автор декорировал вещь – тем она интереснее;
* эстетический диапазон вещей ничем не ограничивается, кроме вышеизложенного.
Встаёт вопрос: как долго может продолжаться этот процесс поиска и представления вещей/объектов? Формально – бесконечно. Но фактически, вся эта технология, похоже, не будет работать без восторга, удивления, трепета и восхищения перед чужим творением. Пока новые находки способны вызывать во мне эти чувства – я буду продолжать искать и показывать чужие сокровища.
Самодельная вещь – дитя парадокса: свободный дух творчества, пересекаясь с конкретной нуждой, даёт такие плоды. Почему они так привлекательны для меня? Потому, что современный художник – раб своих стратегий. Он только мечтает отдаться чистому творчеству, не выходя с территории искусства. Но на дух стульях не усидеть: творчество не требует оценки – оно самодостаточно (и несметны его ежедневные прояления), - искусство не мыслимо без оценки («…ценность произведения искусства…»). Но желание «усидеть» - нормальное стремление к равновесию своих устремлений, только надо пожертвовать властью, отказаться от тотального контроля за произведением – дать место случиться непредсказуемому. (История искусства знает подобные примеры.) В моём искусстве непредсказуемое, элемент авантюризма связан с моей уверенностью в том, что в любом месте (стране) я найду самодельную вещь, но не знаю – какую. Эта вещь будет связана с конкретным человеком – автором, которого не всегда просто найти. Мне нужна его прямая речь, исключающая или затрудняющая массмедийные комментарии. Как сложится наше общение, сколько людей мы расспросим – не известно. Важно, что общение наше не может быть формальным (а люди – массовкой, статистами или телами) – иначе мы не найдём ни вещи ни авторов. Само моё произведение, для того чтобы случиться, требует соучастия/неравнодушия многих людей. В результате, получается настоящее коллективное произведение искусства: я увидел, второй переводил, третий помог найти адрес, четвёртый вспомнил, пятый дал телефон, шестой сказал, что автор в отпуске, седьмой предложил зайти и выпить вина и у него я опять увидел, но другое и т.д. Но не все найденные мною самодельные вещи попадают на сайт, в книгу или в экспозицию. Среди критериев отбора есть и этический: я не фиксирую вещь/объект агрессивного автора. Если человек закрыт, не хочет общаться, - я не пытаюсь его заставить, принудить к разговору – это его выбор. Я не хочу вызывать негативные эмоции. Обычно я рассказываю людям, что и почему ищу и если человек открыт – всё получается (было два случая, когда безработные авторы нашли через нас работу).
Наконец, несколько слов о самом феномене самостоятельного изготовления необходимой функциональной вещи, как части материальной культуры. О его географических, исторических, социальных особенностях:
* как только Адам и Ева покинули Рай – они тут же сделали какое-то самодельное орудие труда для добывания пищи;
* самодельные вещи делают и богатые, и бедные люди, но чаше – небогатые, те, кто руками меняют материальный, а не виртуальный мир. Деньги - виртуальный инструмент в руках сильных мира сего, через них, опосредованно богатые воздействуют на материальное;
* мы ничего точно и даже статистически приближённо, не знаем об этом феномене. Ни количественно, ни качественно. Мои находки - это всегда случайный результат хождений «туда, не знаю куда». Мы не обладаем хоть сколько-нибудь научными данными;
* как только не называют людей, сделавших самодельные вещи: самоделкины, самодельщики, умельцы, самопальщики. С каким-то снисхождением, пренебрежением, иронией. Почему?
* конечно, в самодельных вещах советского периода есть своя «советская» специфика (даже гвозди и шурупы были другие). Но угадать, какая из трёх вещей – итальянская (испанская, немецкая), - невозможно;
* ценность данного феномена общечеловеческая или полностью лежит в области эстетики?
* я не раскрыл мою технологию поиска вещей, но она не сложная. Проблемы возникают тогда, когда организаторы проектов не могут побороть своё формальное отношение к делу. Оказывается это сложно: видеть за художником человека, который «не искусство делает», а интересуется твоим бытом. Но люди не от искусства, как правило, признательны за внимание к деталям их жизни.
P.S. Этот проект был начат в 1994 году, когда я нашёл первую самодельную вещь (крючок из зубной щётки). Несколько лет я искал и собирал вещи по всей России, потом вещи сами стали меня искать: мне звонят люди, которым понравилась моя идея, и рассказывают что и где они видели. Потом география моих поисков перешагнула границы России: Англия, Ирландия, Албания, Австрия, Германия, Италия, Испания, Бразилия, Австралия, Арабские Эмираты, Франция, Швейцария раскрыли мне свои самодельные сокровища. Накопился огромный материал, которым захотелось поделиться со всем миром и дать возможность людям показать/присылать их шедевры. И в 2008 году я сделал сайт www.folkforms.ru, куда стал выкладывать информацию о самодельных вещах: аудио-рассказы, тексты рассказов на оригинальных языках, фотографии авторов, фотографии их объектов. Сайт обладает поисковой системой, которая позволяет находить те или иные вещи по имени автора, по дате изготовления вещи, по стране, по функции вещи. Если вы сделали когда-либо какую-либо самодельную вещь и готовы рассказать о ней, - пишите на post@folkforms.ru