Уже более десяти лет Владимир Архипов работает над коллекцией русского вещевого фольклора. Речь идет о реальных предметах, создававшихся для решения сугубо практических проблем - самодельных затычек для ванны, сельскохозяйственных вил, черпаков и т.п. Коллекция собирается при соблюдении всех самых скрупулезных принципов научного описания - она каталогизируется, инвентаризируется, документируется. Комплектуется же она в результате полевых исследований: художник регулярно отправляется в экспедиции по русской провинции. То, что не удается включить в коллекцию, попадает в архив, который ведется с той же скрупулезностью и ответственностью.

Собирание вещевого фольклора укореняет деятельность Владимира Архипова в самом эпицентре модернисткой традиции. Более того, определяет его в ней четко занятой художником позицией.
Самое очевидное - это отождествить столь занимающее художника стихийное изобретательство с неустроенностью советского быта. Но находки Архипова свидетельствуют – люди продолжают изобретать в повседневности и поныне, хотя триумф потребительства вытеснил товарный дефицит вместе c очередями перед прилавками. Более того, в коллекции Архипова есть результаты полевых исследований в Англии, Германии, Австралии и других странах, где фабричное производство с конца ХIX века вытеснило рукотворно созданную ремесленную вещь. Впрочем, – и это крайне важно, Архипова волнует не ремесленная, а самодельная вещь. В фокусе его внимания лежит не способ производства предмета, а характер его изобретения. С модернисткой традицией Архипова роднит его интерес к проблеме проекта, хотя его понимание проектности противостоит тому, что может быть названо официальной модернисткой идеологией. Как показывают собранные Архиповым предметы – корни проектности лежат не в абстрактных моделях мышления, а в живом опыте. Модернистский проект для него – это не трансформация предметно-материальной среды на основе лабораторно сформулированных принципов. Усилия художника направлены на другое – показать, как модернистская революция мобилизовала массовую креативность, как модернистская утопия реализовывалась не сверху, а - снизу. С этой точки зрения – и в этом исключительная оригинальность позиции Архипова, он не принадлежит к критикам модернистского проекта, что в последнее время стало общим местом. Напротив, он предъявляет нам другой модернизм – стихийный и массовый, не модернизм экспертов, а модернизм демократический. Он показывает, что принятое в среде историков искусства разделение художественной культуры ХХ века на умозрительный модернизм и органический авангардизм – схематическое упрощение. Преображение жизни могло идти не только из мастерских ВХУТЕМАСа или БАУХАУСа, а могло и шло - из живого процесса разворачивания повседневности. Важно оговорить, что демократизм самодельных вещей не лишает их персонального измерения. Напротив, Архипов настаивает на личностном начале, стоящем за каждым из его экспонатов. Он собирает устные или письменные высказывания авторов вещей, фиксирует их биографические параметры, а, подчас, показывая коллекцию на выставке, указывает рядом с экспонатами номера телефонов их авторов. Так голос Другого получает возможность быть услышанным не только в фигуральном, но и в прямом смысле этого слова. Иначе говоря, этот “второй” стихийный модернизм Архипова далек от стандартизированной коллективности и казарменной иерархичности дисциплинарных обществ, к созданию которых модернистская утопия - по утверждению многих, была причастна. Он близок той живой сетевой социальности, которую современные мыслители (А. Негри) определяют как множественность. Собрание московского художника свидетельствует: сетевое общество – это не продукт дня сегодняшнего, корни его глубже, история его богаче. Исторический пассеизм и критическая актуальность работы Архипова имеет в результате и более масштабную перспективу. В его творчестве подводится итог и одновременно новая перспектива традиции авангарда ХХ. Так любой экспонат архиповской коллекции, например “затычка для ванной” - есть последнее высказывание в ряду, начатом “Фонтаном” Марселя Дюшана и Башней III Интернационала Владимира Татлина. Но в то же самое время этот же экспонат свидетельствует – глобализированной стандартизации никогда не подавить многоязыкую множественность.

Виктор Мизиано Москва, август 2004